Мифы народов мира

ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

 

 

            В двери вошел тут один всем известный бродяга; шатаясь

            По миру, скудным он жил подаяньем и в целой Итаке

            Славен был жадным желудком своим, и нахальством, и пьянством;

            Силы, однако, большой не имел он, хотя и высок был

[5]     Ростом. По имени слыл Арнеоном (так матерью назван

            Был при рожденье), но в городе вся молодежь величала

            Иром его, потому что у всех он там был на посылках.

            В двери вступив, Одиссея он стал принуждать, чтоб покинул

            Дом свой; и бросил ему, раздраженный, крылатое слово:

[10]    "Прочь от дверей, старичишка, иль за ноги вытащен будешь;

            Разве не видишь, что все мне мигают, меня понуждая

            Вытолкать в двери тебя; но марать понапрасну своих я

            Рук не хочу; убирайся, иль дело окончится дракой".

            Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный:

[15]    "Ты сумасброд, я не делаю зла никому здесь; и сколько б

            Там кто ни подал тебе, я не стану завидовать; оба

            Можем на этом пороге сидеть мы просторно; нет нужды

            Спор заводить нам. Ты, вижу, такой же, как я, бесприютный

            Странственник; бедны мы оба. Лишь боги даруют богатство.

[20]    Воли, однако, рукам не давай; не советую; стар я:

            Но, рассердясь, я всю грудь у тебя разобью и все рыло

            В кровь; и просторнее будет тогда мне на этом пороге

            Завтра, понеже уж, думаю, ты не придешь во второй раз

            Властвовать в доме царя Одиссея, Лаэртова сына",

[25]    Ир в несказанной досаде воскликнул, ему отвечая:

            "Он же, прожора, и умничать вздумал! Не хуже стряпухи

            Старой лепечет! Постой же; тебя проучить мне порядком

            Должно, приняв в кулаки и из челюстей зубы повыбив

            Все у тебя, как у жадной свиньи, истребляющей ниву.

[30]    Полно ж сидеть; выходи, покажи нам свое здесь уменье;

            Вот поглядим мы, ты сладишь ли с тем, кто тебя посильнее".

            Так меж обоими нищими в бранных словах загорелась

            Ссора на гладком пороге дверей. То приметила прежде

            Всех Антиноева сила святая. И с хохотом громким

[35]    Он, к женихам обратяся, воскликнул: "Друзья, поглядите,

            Что там в дверях происходит. Подобного мне не случалось

            Видеть нигде; нам чудесную Дий посылает забаву:

            С старым бродягой поссорился Ир, и, конечно, уж скоро

            Драка там будет; пойдем поскорее, нам должно стравить их".

[40]    Так он сказал; женихи, засмеявшись, вскочили поспешно

            С мест и соперников, грязным одетых тряпьем, обступили.

            Тут, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, сказал им:

            "Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю;

            Козьи желудки лежат там на угольях; сами на ужин

[45]    Их для себя отложили мы, жиром и кровью наливши;

            Я предлагаю, чтоб тот, кто из двух победителем будет,

            Взял для себя из желудков обжаренных лучший; потом мы

            Будем вседневно его приглашать и к обеду; другим же

            Нищим сбирать здесь столовые крохи вперед не дозволим".

[50]    Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье.

            Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный:

            "В бой выходить с молодым старику, изнуренному в силах

            Нищенской жизнию, трудно, друзья; но докучный желудок

            Нудит меня согласиться, хотя б и стерпеть здесь побои.

[55]    Слушайте ж то, что скажу: поклянитесь великою клятвой

            Мне, что, потворствуя Иру, никто на меня не подымет

            Рук и сопернику верх надо мной одержать не поможет".

            Так говорил Одиссей; женихи поклялися; когда же

            Все поклялися они и клятву свою совершили,

[60]    Слово к отцу обративши, сказал Телемах богоравный:

            "Если ты сам добровольно желаешь и смело решился

            Выступить в бой с ним, то страха не должен иметь: кто посмеет

            Руку поднять на тебя, тот с собою здесь многих поссорит,

            Я здесь хозяин, защитник гостей, и, конечно, со мною

[65]    Будут теперь заодно Антиной, Евримах и другие".

            Так он сказал. Женихи согласились. Тогда сын Лаэртов

            Рубище снял и себя им, пристойность храня, опоясал.

            Тут обнаружились крепкие ляжки, широкие плечи,

            Твердая грудь, жиловатые руки, и сделала выше

[70]    Ростом его, неприметно к нему подошедши, Афина.

            Все женихи на него с изумленьем великим смотрели;

            Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали:

            "Иру беда; за нахальство теперь он заплатит. Какие

            Крепкие мышцы под рубищем этого нищего скрыты!"

[75]    Так говорили они. Обуяла великая трусость Ира.

            Его, опоясав, рабы притащили насильно;

            Бледный, дрожащий от страха, едва на ногах он держался.

            Слово к нему обративши, сказал Антиной, сын Евпейтов:

            "Лучше тебе, хвастуну, умереть иль совсем не родиться

[80]    Было бы, если теперь так дрожишь, так бесстыдно робеешь

            Ты перед этим, измученным бедностью, старым бродягой.

            Слушай, однако, и то, что услышишь, исполнится верно:

            Если тебя победит он и силой своей одолеет,

            Будешь ты брошен на черный корабль и на твердую землю

[85]    К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан.

            Уши и нос беспощадною медью тебе он обрежет,

            В крохи изрубит тебя и собакам отдаст на съеденье".

            Так говорил он. Ужасная робость проникнула Ира;

            Силою слуги его притащили; и подняли руки

[90]    Оба. Себя самого тут-спросил Одиссей богоравный:

            Сильно ль ударить его кулаком, чтоб издох он на месте?

            Или несильным ударом его опрокинуть? Обдумав

            Все, напоследок он выбрал несильный удар, поелику

            Иначе мог бы в сердцах женихов возбудить подозренье.

[95]    Оба тут вышли; в плечо кулаком Одиссея ударил

            Ир. Одиссей же его по затылку близ уха: вдавилась

            Кость сокрушенная внутрь, и багровая кровь полилася

            Ртом; он, завыв, опрокинулся; зубы его скрежетали,

            Об пол он пятками бил. Женихи же, всплеснувши руками,

[100]   Все помирали от смеха. А сын благородный Лаэртов,

            За ногу Ира схватив, через двери и портик к воротам

            Дома его через двор протащил; и, его приневолив

            Сесть там, спиною к стене прислонил, суковатую палку

            Втиснул ему, полумертвому, в руки и гневное бросил

[105]   Слово: "Сиди здесь, собак и свиней отгоняй; и нахально

            Властвовать в доме чужом не пытайся вперед, высылая

            Нищих оттуда, сам нищий бродяга: иль будет с тобою

            Хуже беда". Он сказал и, на плечи набросив котомку,

            Всю в заплатах, висевшую вместо ремня на веревке,

[110]   К двери своей возвратился и сел на пороге. А гости

            Встретили? смехом его и, к нему подступивши, сказали:

            "Молим мы Зевса и вечных богов, чтоб они совершили

            Все то, чего наиболе теперь ты желаешь, о чем ты

            Молишь их сам; навсегда ты избавил от злого прожоры

[115]   Край наш. Он нами немедленно будет на твердую землю

            К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан".

            Так женихи говорили; был рад Одиссей прорицанью.

            С угольев снявши желудок, наполненный жиром и кровью,

            Подал Лаэртову сыну его Антиной; и, два хлеба

[120]   Взяв из корзины, принес их ему Амфином; он наполнил

            Кубок вином и сказал Одиссею, его поздравляя:

            "Радуйся, добрый отец иноземец! Теперь нищетою

            Ты удручен; да пошлют, наконец, и тебе изобилье

            Боги!" Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

[125]   "Ты, Амфином, благомысленный юноша, вижу я; знатен

            Твой благородный отец, повсеместно молвою хвалимый,

            Нис, уроженец Дулихия многобогатый; его ты

            Сын, мне сказали; и сам испытал я, сколь ты добродушен.

            Слушай же, друг, и размысли, размысли о том, что услышишь:

[130]   Все на земле изменяется, все скоротечно; всего же,

            Что ни цветет, ни живет на земле, человек скоротечней;

            Он о возможной в грядущем беде не помыслит, покуда

            Счастием боги лелеют его и стоит на ногах он;

            Если ж беду ниспошлют на него всемогущие боги,

[135]   Он негодует, но твердой душой неизбежное сносит:

            Так суждено уж нам всем, на земле обитающим людям,

            Что б ни послал нам Кронион, владыка бессмертных и смертных.

            Некогда славен и я меж людьми был великим богатством;

            Силой своей увлеченный, тогда беззаконствовал много

[140]   Я, на отца и возлюбленных братьев своих полагаясь.

            Горе тому, кто себе на земле позволяет неправду!

            Должно в смиренье, напротив, дары от богов принимать нам.

            Вижу, как здесь женихи, самовластно бесчинствуя, губят

            Все достоянье царя и наносят обиды супруге

[145]   Мужа, который, я мыслю, недолго с семьей и с отчизной

            Будет в разлуке. Он близко. О друг, да хранительный демон

            Вовремя в дом твой тебя уведет, чтоб ему на глаза ты

            Здесь не попался, когда возвратится в отеческий дом он.

            Здесь не пройдет без пролития крови, когда с женихами

[150]   Станет вести свой расчет он, вступя под домашнюю кровлю"

            Так он сказал и вина золотого, свершив возлиянье,

            Выпил; и кубок потом возвратил Амфиному. И тихим

            Шагом пошел Амфином, с головой наклоненной, с печалью

            Милого сердца, как будто предчувствием бедствия полный;

[155]   Но не ушел от судьбы он; его оковала Паллада,

            Пасть от копья Телемахова вместе с другими назначив.

            Сел он на стул свой опять, к женихам возвратяся беспечно.

            Тут светлоокая дочь громовержца вложила желанье

            В грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына,

[160]   Выйти, дабы, женихам показавшись, сильнейшим желаньем

            Сердце разжечь им, в очах же супруга и милого сына

            Боле, чем прежде, явиться достойною их уваженья.

            Так улыбнуться уста приневолив, она Евриноме,

            Ключнице старой, сказала: "Хочу я - чего не входило

[165]   Прежде мне в ум - женихам ненавистным моим показаться;

            Также хочу и совет там подать Телемаху, чтоб боле

            С шайкою их, многобуйных грабителей, он не водился;

            Добры они на словах, но недобрые мысли в уме их".

            Ей Евринома, усердная ключница, так отвечала:

[170]   "То, что, дитя, говоришь ты, и я нахожу справедливым.

            Выдь к ним и милому сыну подай откровенно совет свой.

            Прежде, однако, омойся, натри благовонным елеем

            Щеки; тебе не годится с лицом, безобразным от плача,

            К ним выходить; красота увядает от скорби всегдашней.

[175]   Сын же твой милый созрел, и тебе, как молила ты, боги

            Дали увидеть его с бородою расцветшего мужа".

            Ключнице верной ответствуя, так Пенелопа сказала:

            "Нет, никогда, Евринома, для них, ненавистных, не буду

            Я омываться и щек натирать благовонным елеем.

[180]   Боги, владыки Олимпа, мою красоту погубили

            В самый тот час, как пошел Одиссей в отдаленную Трою.

            Но позови Гипподамию, с нею пускай Автоноя

            Также придет, чтоб меня проводить в пировую палату:

            К ним не пойду я одна, то стыдливости женской противно".

[185]   Так говорила царица. Поспешно пошла Евринома

            Кликнуть обеих служанок, чтоб тотчас послать к госпоже их.

            Умная мысль родилася тут в сердце Афины Паллады:

            Сну мироносцу велела богиня сойти к Пенелопе.

            Сон прилетел и ее улелеял, и все в ней утихло.

[190]   В креслах она неподвижно сидела; и ей, усыпленной,

            Все, чем пленяются очи мужей, даровала богиня:

            Образ ее просиял той красой несказанной, какою

            В пламенно-быстрой и в сладостно-томной с Харитами пляске

            Образ Киприды, венком благовонным венчанной, сияет;

[195]   Стройный ее возвеличился стан, и все тело нежнее,

            Чище, свежей и блистательней сделалось кости слоновой.

            Так одаривши ее, удалилась богиня Афина.

            Но белорукие обе рабыни, вбежавши поспешно

            В горницу, шумом нарушили сладостный сон Пенелопы.

[200]   Щеки руками спросонья потерши, она им сказала:

            "Как же я сладко заснула в моем сокрушенье! О, если б

            Мне и такую же сладкую смерть принесла Артемида

            В это мгновенье, чтоб я непрерывной тоской перестала

            Жизнь сокрушать, все не ведая, где Одиссей, где супруг мой,

[205]   Доблестью всякой украшенный, между ахеян славнейший".

            Кончив, по лестнице вниз Пенелопа сошла; вслед за нею

            Обе служанки сошли, и она, божество красотою,

            В ту палату вступив, где ее женихи пировали,

            Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,

[210]   Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим;

            Справа и слева почтительно стали служанки. Колена

            Их задрожали при виде ее красоты, и сильнее

            Вспыхнуло в каждом желание ложе ее разделить с ней.

            Сына к себе подозвавши, его Пенелопа спросила:

[215]   "Сын мой, скажи мне, ты в полном ли разуме? В возрасте детском

            Был ты умней и приличие всякое более ведал.

            Ныне ж ты мужеской силы достигнул, и кто ни посмотрит

            Здесь на тебя, чужеземец ли, здешний ли, каждый породу

            Мужа великого в светлой твоей красоте угадает.

[220]   Где же, однако, твой ум? Ты совсем позабыл справедливость.

            Дело бесчинное здесь у тебя на глазах совершилось;

            Этого странника в доме своем допустил ты обидеть;

            Что же? Когда чужеземец, доверчиво твой посетивший

            Дом, оскорбленный там будет сидеть и ругаться им станет

[225]   Всякий - постыдный упрек от людей на себя навлечешь ты".

            Матери так отвечал благомысленный сын Одиссеев:

            "Милая мать, твой упрек справедлив; на него не могу я

            Сетовать. Ныне я все понимаю; и мне уж не трудно

            Зло отличать от добра; из ребячества вышел я, правда;

[230]   Но не всегда и теперь удается мне лучшее выбрать:

            Наши незваные гости приводят мой ум в беспорядок;

            Злое одно замышляют они; у меня ж руководца

            Нет. Но сражение странника с Иром не их самовольством

            Было устроено; высшая здесь обнаружилась воля.

[235]   Если б, - о Дий громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! -

            Все женихи многобуйные в нашей обители ныне,

            Кто на дворе, кто во внутренних дома покоях, сидели,

            Головы свесив на грудь, все избитые, так же, как этот

            Ир побродяга, теперь за воротами дома сидящий!

[240]   Трепетной он головою мотает, как пьяный; не может

            Прямо стоять на ногах, ни сидеть, ни подняться, чтоб в дом свой

            Медленным шагом добресть через силу; совсем он изломан".

            Так про себя говорили они, от других в отдаленье.

            Тут, обратясь к Пенелопе, сказал Евримах благородный:

[245]   "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Если б могли все ахейцы ясийского Аргоса ныне

            Видеть тебя, женихов бы двойное число собралося

            В доме твоем пировать. Превосходишь ты всех земнородных

            Жен красотой, и возвышенным станом, и разумом светлым".

[250]   Так говорил Евримах. Пенелопа ему отвечала:

            "Нет, Евримах, красоту я утратила волей бессмертных

            С самых тех пор, как пошли в кораблях чернобоких ахейцы

            В Трою, и с ними пошел мой супруг, Одиссей богоравный.

            Если б он жизни моей покровителем был, возвратяся

[255]   В дом, несказанно была б я тогда и славна и прекрасна.

            Ныне ж в печали я вяну; враждует злой демон со мною.

            В самый тот час, как отчизну свою он готов был покинуть,

            Взявши за правую руку меня, он сказал на прощанье:

            "Думать не должно, чтоб воинство меднообутых ахеян

[260]   Все без урона из Трои в отчизну свою возвратилось;

            Слышно, что в бое отважны троянские мужи, что копья

            Метко бросают; в стрелянии из лука зорки; искусно

            Грозно-летучими, часто сраженье меж двух равносильных

            Ратей решащими разом, конями владеют. Наверно

[265]   Знать не могу я, позволит ли Дий возвратиться сюда мне,

            Или погибель я в Трое найду. На твое попеченье

            Все оставляю. Пекись об отце и об матери милой

            Так же усердно, как прежде, и даже усердней: понеже

            Буду не здесь я; когда же наш сын возмужает, ты замуж

[270]   Выдь, за кого пожелаешь, и дом наш покинь". На прощанье

            Так говорил Одиссей мне; и все уж исполнилось. Скоро,

            Скоро она, ненавистная ночь ненавистного сердцу

            Брака наступит для бедной меня, всех земных утешений

            Зевсом лишенной. На сердце моем несказанное горе.

[275]   В прежнее время обычай бывал, что, когда начинали

            Свататься, знатного рода вдову иль богатую деву

            Выбрав, один пред другим женихи отличиться старались;

            В дом приводя к нареченной невесте быков и баранов,

            Там угощали они всех друзей; и невесту дарили

[280]   Щедро; чужое ж имущество тратить без платы стыдились".

            Кончила. В грудь Одиссея проникло веселье, понеже

            Было приятно ему, что от них пожелала подарков,

            Льстя им словами, душою же их ненавидя, царица.

            Ей отвечая, сказал Антиной, сын Евпейтов надменный:

[285]   "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

            Всякий подарок, тебе от твоих женихов подносимый,

            Ты принимай: не позволено то отвергать, что дарят нам.

            Мы же, ты знай, не пойдем от тебя ни домой, ни в иное

            Место, пока ты из нас по желанью не выберешь мужа".

[290]   Так говорил Антиной; согласилися все с ним другие.

            Каждый потом за подарком глашатая в дом свой отправил.

            Посланный длинную мантию с пестрым шитьем Антиною

            Подал; двенадцать застежек ее золотых украшали,

            Каждая с гибким крючком, чтоб, в кольцо задеваясь, держал он

[295]   Мантию. Цепь из обделанных в золото с чудным искусством,

            Светлых, как солнце, больших янтарей принесли Евримаху.

            Серьги - из трех, с шелковичной пурпурною ягодой сходных

            Шариков каждая - подал проворный слуга Евридаму;

            Был молодому Писандру, Поликтора умного сыну,

[300]   Женский убор принесен, ожерелье богатое; столь же

            Были-не скупы и прочие все на подарки. Приняв их,

            Вверх по ступеням высоким обратно пошла Пенелопа.

            С ней удалились, подарки неся, и младые рабыни.

            Те же, опять обратившися к пляске и сладкому пенью,

[305]   Начали снова шуметь в ожидании ночи; когда же

            Черная ночь посреди их веселого шума настала,

            Три посредине палаты поставив жаровни, наклали

            Много поленьев туда, изощренной нарубленных медью,

            Мелких, сухих, и лучиною тонкой зажгли их, смолистых

[310]   Факелов к ним подложивши. Смотреть за огнем почередно

            Были должны Одиссеева дома рабыни. И с ними

            Так говорить Одиссей хитромысленный начал: "Подите

            Вы, Одиссеева дома рабыни, отсюда в .покои

            Вашей царицы, Икария дочери многоразумной;

[315]   Сядьте с ней, тонкие нити сучите и волну руками

            Дергайте, горе ее развлекая своим разговором.

            Я же останусь смотреть за огнем, и светло здесь в палате

            Будет, хотя бы они до утра пировать здесь остались;

            Им не удастся меня утомить; я терпеть научился".

[320]   Так говорил он. Рабыни одна на другую взглянули

            С громким смехом; и грубо ему отвечала Меланфо,

            Дочь Долиона (ее воспитала сама Пенелопа

            С детства и много игрушек и всяких ей лакомств давала;

            Сердце ж ее нечувствительно было к печалям царицы;

[325]   Тайно любовный союз с Евримахом она заключила);

            Так отвечала она Одиссею ругательным словом:

            "Видно, совсем потерял ты рассудок, бродяга; не хочешь,

            Видно, искать ты ночлега на кузнице, или в закуте,

            Или в шинке; здесь, конечно, приютней тебе; на слова ты

[330]   Дерзок в присутствии знатных господ; и душою не робок;

            Знать, от вина помутился твой ум, иль, быть может, такой уж

            Ты от природы охотник без смысла болтать; иль, осилив

            Бедного Ира, так поднял ты нос - берегися, однако;

            Может с тобою здесь встретиться кто-нибудь Ира сильнее;

[335]   Зубы твои все своим кулаком он железным повыбьет;

            Вытолкнут в дверь по затылку им будешь ты, кровью облитый".

            Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей хитроумный:

            "Я на тебя Телемаху пожалуюсь, злая собака;

            В мелкие части, болтунью, тебя искрошить он прикажет".

[340]   Слово его испугало рабынь; и они во мгновенье

            Все из палаты ушли; их колена дрожали от страха;

            Думали все, что на деле исполнится то, что сказал им

            Странник. А он у жаровен стоял, наблюдая, чтоб ярче

            Пламя горело; и глаз не сводил с женихов, им готовя

[345]   Мыслию все, что потом и на самом исполнилось деле.

            Тою порой женихов и Афина сама возбуждала

            К дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнее

            Мщение в гневной душе Одиссея, Лаэртова сына.

            Так говорить Евримах, сын Полибиев, начал (обидеть

[350]   Словом своим Одиссея, других рассмешивши, хотел он):

            "Слух ваш склоните ко мне, женихи Пенелопы, дабы я

            Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

            Этот наш гость, без сомнения, демоном послан, чтоб было

            Нам за трапезой светлей; не от факелов так все сияет

[355]   Здесь, но от плеши его, на которой нет волоса боле".

            Так он сказал и потом, обратясь к Одиссею, примолвил:

            "Странник, ты, верно, поденщиком будешь согласен наняться

            В службу мою, чтоб работать за плату хорошую в поле,

            Рвать для забора терновник, деревья сажать молодые;

[360]   Круглый бы год получал от меня ты обильную пищу,

            Всякое нужное платье, для ног надлежащую обувь.

            Думаю только, что будешь худой ты работник, привыкнув

            К лени, без дела бродя и мирским подаяньем питаясь:

            Даром свой жадный желудок кормить для тебя веселее".

[365]   Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Если б с тобой, Евримах, привелось мне поспорить работой,

            Если б весною, когда продолжительней быть начинают

            Дни, по косе, одинаково острой, обоим нам дали

            В руки, чтоб, вместе работая с самого раннего утра

[370]   Вплоть до вечерней зари, мы траву луговую косили,

            Или, когда бы, запрягши нам в плуг двух быков круторогих,

            Огненных, рослых, откормленных тучной травою, могучей

            Силою равных, равно молодых, равно работящих,

            Дали четыре нам поля вспахать для посева, тогда бы

[375]   Сам ты увидел, как быстро бы в длинные борозды плуг мой

            Поле изрезал. А если б войну запалил здесь Кронион

            Зевс и мне дали бы щит, два копья медноострых и медный

            Кованый шлем, чтоб моей голове был надежной защитой,

            Первым в сраженье меня ты тогда бы увидел; тогда бы

[380]   Мне ты не стал попрекать ненасытностью жадной желудка.

            Но человек ты надменный; твое неприязненно сердце;

            Сам же себя, Евримах, ты считаешь великим и сильным

            Лишь потому, что находишься в обществе низких и слабых.

            Если б, однако, не жданный никем, Одиссей вам явился -

[385]   Сколь ни просторная плотником сделана дверь здесь, она бы

            Узкой тебе, неоглядкой бегущему, вдруг показалась".

            Он замолчал. Евримах, рассердясь, на него исподлобья

            Грозно очами сверкнул и слово крылатое бросил:

            "Вот погоди, я с тобою разделаюсь, грязный бродяга:

[390]   Дерзок в присутствии знатных господ и не робок душой ты;

            Видно, вино помутило твой ум, иль, быть может, такой уж

            Ты от природы охотник без смысла болтать иль, осилив

            Бедного Ира, так сделался горд - берегися, однако".

            Так он сказал и скамейку схватил, чтоб пустить в Одиссея;

[395]   Но Одиссей, отскочивши, к коленам припал Амфинома;

            Мимо его прошумев, виночерпия сильно скамейка

            В правую треснула руку, и чаша, в ней бывшая, на пол

            Грянулась; тот, опрокинутый, навзничь упал, застонавши.

            Начали громко шуметь женихи в потемневшей палате;

[400]   Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали:

            "Лучше бы было, когда б, до прихода к нам, этот незваный,

            Гость на дороге издох, не завел бы у нас он такого

            Шума. Теперь мы за нищего ссоримся; пир наш испорчен;

            Кто при великом раздоре таком веселиться захочет?"

[405]   К ним обратилась тогда Телемахова сила святая:

            "Буйные люди, вы все помешались; не можете боле

            Скрыть вы, что хмель обуял вас. Знать, демон какой поджигает

            Всех на раздор; пировали довольно вы, спать уж пора вам;

            Может, кто хочет, уйти; принуждать никого я не буду".

[410]   Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,

            Смелым его пораженные словом, ему удивлялись.

            Тут, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный,

            Нисов блистательный сын, от Аретовой царственной крови:

            "Правду сказал он, друзья; на разумное слово такое

[415]   Вы не должны отвечать оскорбленьем; не трогайте боле

            Старого странника; также оставьте в покое и прочих

            Слуг, обитающих в доме Лаэртова славного сына.

            Пусть виночерпий опять нам наполнит вином благовонным

            Кубки, чтоб мы, возлияв, на покой по домам разошлися;

[420]   Странника ж здесь ночевать в Одиссеевом доме оставим,

            На руки сдав Телемаху: он гость Телемахова дома".

            Так Амфином говорил, и понравилось всем, что сказал он.

            Тут Мулион, дулихийский глашатай, слуга Амфиномов,

            Муж благородной породы, вина намешавши в кратеры,

[425]   Кубки наполнил до края и подал гостям; совершивши

            Им возлиянье блаженным богам, осушили все кубки

            Гости; когда ж, совершив возлиянье, вином насладились

            Вдоволь они, все пошли по домам, чтоб предаться покою.